Радио "Финам-FM" и сайт Skopal.narod.ru представляют:

Архив "Мифов о России"

Мифы о России. Текстовая Версия.

ЭФИР ОТ 11/11/2008
7 ноября 1917 года – Октябрьская революция или октябрьский переворот?
Гость: ЮРИЙ БОНДАРЕНКО, руководитель проекта «Возвращение».



МЕДИНСКИЙ: Добрый вечер, уважаемые радиослушатели. Сегодня мы снова встретились с вами для того, чтобы поговорить о светлой дате – о дате 7 ноября. 7-8-го у нас были праздники, так ведь? 7-8 ноября, и в этой связи мы вспомним события 80-летней давности. С этой целью мы пригласили сегодня в студию одного из ярых антикоммунистов и антисоветчиков, тайных белогвардейцев и вождей белогвардейской эмиграции Юрия Бондаренко. Юрий, добрый вечер.

БОНДАРЕНКО: Добрый вечер.

МЕДИНСКИЙ: Официальная должность Юрия, как известно, – руководитель проекта «Возвращение». Речь идет, насколько я понимаю, не о возвращении сюда царской фамилии и не о возвращении сюда наследников Деникина, Врангеля и Колчака. Так я понимаю, Юрий?

БОНДАРЕНКО: О возвращении здравого смысла окончательно в нашу страну.

МЕДИНСКИЙ: Давайте, в двух словах Вы представьтесь, скажите, о каком возвращении идет речь, а после этого мы, собственно, и перейдем к главной теме нашей передачи, конечно, приуроченной к только что прошедшим ноябрьским праздникам.

БОНДАРЕНКО: Понимаете, наша страна остается с расколотым сознанием.

МЕДИНСКИЙ: И чего возвращать будете?

БОНДАРЕНКО: Возвращать, прежде всего, исторические названия. Вернуть топонимику в ее нормальное, естественное состояние. Топонимику страны, то есть все названия, которые составляют… Топонимика – это поэтическое оформление страны.

МЕДИНСКИЙ: По-нашему, да, правильно – Сталинград. Сталинград – Волгоград.

БОНДАРЕНКО: На мой взгляд – Царицын.

МЕДИНСКИЙ: Царицын?

БОНДАРЕНКО: Царицын лучше.

МЕДИНСКИЙ: То есть речь идет о возвращении старых исторических названий улицам, городам. Хорошо.

БОНДАРЕНКО: И о том, чтобы убрать имена наиболее одиозных личностей с карты страны.

МЕДИНСКИЙ: Типа?

БОНДАРЕНКО: Желательно вообще убрать всех политиков, деидеологизировать топонимику. Оставить на карте страны великих писателей, имена России – Чайковского, Пушкина, Достоевского, Лермонтова, Тургенева… Но ни в коем случае не политиков, тем более тех, чьи имена вызывают резко полярные отклики в обществе, а именно: Ленина, Кирова, Дзержинского.

МЕДИНСКИЙ: С возвращением понятно, давайте все-таки вернемся тогда к тем праздникам, которые совсем недавно были у нас на дворе. Как там: «Посмотри в окно, всё на улице красно». Так? «Вьются флаги у ворот… Чем-то там пылая. Посмотри: идет народ там, где шли трамваи!» Это про 7 ноября, я не помню, или про 1 мая?

БОНДАРЕНКО: Про 7 ноября.

МЕДИНСКИЙ: Про 7 ноября. Так вот. День 7 ноября – красный день календаря. Насколько я понимаю, Юра, Вы были в числе тех представителей белогвардейской эмиграции, которая горячо поддерживала отмену всенародно любимых праздников 7 и 8 ноября, и учреждения вот этого странного, чуждого нам, поповского праздника 4 ноября. Так ведь было? Откуда взялось 4 ноября, что вы людям головы морочите? Какое 4 ноября?

БОНДАРЕНКО: 4 ноября – это замечательный праздник окончательного изгнания поляков из Москвы, который пришелся в 1612 году на день Казанской иконы Божьей Матери. Именно в этот день народное ополчение Минина и Пожарского окончательно изгнало поляков из Кремля. Тем самым было завершено Смутное время. Спустя буквально 30 с небольшим лет, а именно в 1649 году указом царя Алексея Михайловича день Казанской иконы Божьей Матери…

МЕДИНСКИЙ: 1649-го. Хоть поближе чуть-чуть к нашему времени.

БОНДАРЕНКО: …был провозглашен всенародным праздником. То есть введение праздника 4 ноября несколько лет назад как Дня народного единства и согласия – это не введение нового праздника, это возвращение к своей истории.

МЕДИНСКИЙ: Возвращение?

БОНДАРЕНКО: Возвращение.

МЕДИНСКИЙ: Это был официальный государственный праздник или так, религиозный?

БОНДАРЕНКО: Это возвращение старинного официального государственного праздника.

МЕДИНСКИЙ: А выходной день был?

БОНДАРЕНКО: Да, конечно.

МЕДИНСКИЙ: То есть в 1916 году не работали 4 ноября?

БОНДАРЕНКО: Да, конечно, не работали. Был официальный праздник. Тем самым страна получила праздник – государственный – начало празднования которого было положено в середине XVII века, а именно… Сейчас задумаемся на секундочку. То есть этот праздник старше Соединенных Штатов Америки где-то так на 130 лет. Вдумайтесь!

МЕДИНСКИЙ: То есть бегали, когда еще во Франции были мушкетеры.

БОНДАРЕНКО: Про индейцев и бизонов. Ничего еще не было, а у нас уже был государственный праздник, который сейчас восстановлен, тем самым мы возвращаемся к своим корням. Это православный праздник.

МЕДИНСКИЙ: Или государственный праздник?

БОНДАРЕНКО: Нет. Это и государственный, и православный праздник.

МЕДИНСКИЙ: То есть это совпадение в данном случае?

БОНДАРЕНКО: Да. Поскольку у нас вообще-то православных и считающихся выросшими в православной традиции, в православной культуре, абсолютное большинство населения, вполне можно сказать, что Россия – православная страна.

МЕДИНСКИЙ: Вы считаете, что это справедливо?

БОНДАРЕНКО: Нет, я считаю, что это объективно.

МЕДИНСКИЙ: В данном случае мне сложно над вами иронизировать, потому что, насколько я помню, несколько лет назад, когда этот праздник «возвращали» (подчеркнем, не вводили, а возвращали), то было совместное обращение представителей всех основных церквей.

БОНДАРЕНКО: И всех религий. Конечно.

МЕДИНСКИЙ: И иудаизма, и ислама.

БОНДАРЕНКО: Владимир Ростиславович, дело в том, что любой буддист, иудей, католик, православный, мусульманин скорее найдет общий язык друг с другом, чем с атеистом, чем с человеком, отрицающим наличие бога как такового.

МЕДИНСКИЙ: Вот по поводу атеистов. Знаете, прежде чем все-таки перейти к главной теме нашей передачи и попытаться все-таки разобраться, что произошло 7 ноября по «тому» стилю в 1917 году, была ли Великая Октябрьская Социалистическая революция или это был все-таки октябрьский переворот, как утверждают представители недобитой белогвардейщины, окопавшиеся даже на некоторых популярных радиостанциях... У нас как 7 ноября, так выносить, или не выносить? Пусть лежит или выносим? Я имею в виду, конечно, тело Ленина из Мавзолея. Позиция движения «Возвращение» в этом отношении какая?

БОНДАРЕНКО: Конечно, выносить и хоронить.

МЕДИНСКИЙ: Хранить? Где хранить?

БОНДАРЕНКО: Хоронить.

МЕДИНСКИЙ: А, хоронить.

БОНДАРЕНКО: Хоронить на кладбище. На мой взгляд, рядом с матерью, в Санкт-Петербурге.

МЕДИНСКИЙ: Это не модно.

БОНДАРЕНКО: Ну, можно похоронить на родине, в Симбирске.

МЕДИНСКИЙ: Я понимаю, сейчас модно из Питера в Москву. Из Москвы в Питер – это контрпродуктивно, я бы сказал.

БОНДАРЕНКО: Без сомнения, хоронить. Красной площади возвращать ее исторический облик.

МЕДИНСКИЙ: То есть срыть Мавзолей? Это памятник архитектуры, между прочим.

БОНДАРЕНКО: Зачем его срывать? Можно его аккуратно разобрать, перенести в какой-нибудь музей истории России современного периода. То есть советского периода. И там поставить его как один из главных экспонатов, даже главный экспонат, это будет очень здорово. Отвести под этот музей гектаров сто на окраине Москвы, это будет объект показа фантастический. Туда же снести все скульптуры Ленина, достать из запасников музеев, если где-то сохранились, скульптуры Сталина.

МЕДИНСКИЙ: У Вас постоянно какие-то контрреволюционные предложения, Вы понимаете? С учетом нынешней транспортной ситуации такой музей на окраине Москвы не будет посещаться никем и никогда.

БОНДАРЕНКО: Ну, не скажите. Вот Палеонтологический музей детьми посещается очень даже. Чтобы увидеть чучело мамонта, люди едут, бог знает куда.

МЕДИНСКИЙ: Какие у вас интересные сравнения.

БОНДАРЕНКО: Этот и тот – достояние прошлого.

МЕДИНСКИЙ: Но, тем не менее, ведь смотрите: потрачено ведь столько сил, времени, денег, в конце концов. В советские времена, по-моему, существовал целый НИИ, который содержал тело Ленина?

БОНДАРЕНКО: Ну да, он и сейчас есть, который финансируется за счет налогоплательщиков, то есть всех нас.

МЕДИНСКИЙ: Сколько денег?

БОНДАРЕНКО: Там десятки миллионов рублей. Я так навскидку не помню, но порядок цифр такой. В год.

МЕДИНСКИЙ: Но это ж ерунда. А тут все-таки – культурная ценность.

БОНДАРЕНКО: Ну, это не единственная. И потом, все прекрасно знают, а наши слушатели тем более, что от культурной ценности осталось 10 процентов. То есть 90 процентов усохло. От мумии вождя осталось 10 процентов.

МЕДИНСКИЙ: Но там вынули просто. Когда происходит мумификация, то, насколько я понимаю, внутренние органы изымают. Они-то, собственно, и весят.

БОНДАРЕНКО: Ну, мы же живем не в Древнем Египте, чтобы мумии Тутанхамона, Хеопса и прочих там устраивать. Все-таки в современном цивилизованном государстве. Поэтому лучше этот процесс побыстрее прекратить, похоронить его с соблюдением, пожалуйста, всех почестей, пусть хоть незаконный, никем не избранный правитель, но он был такой на Руси. Но похоронить его, конечно, без воинских почестей. И не под бело-сине-красным флагом, который он искренне ненавидел. Захоронить – пожалуйста, пусть там устраивают речевки, свои тусовки члены КПРФ, национал-большевики и прочие товарищи. Все будет замечательно.

МЕДИНСКИЙ: Понятно. Итак, октябрьский переворот или Октябрьская революция? Давайте все-таки вернемся к этой основной, базовой теме. Вот у меня в руках замечательная книжка, которую я с удовольствием полистал и даже почитал местами перед этим эфиром. Издана издательством «Посев». Знаете такое издательство, Юрий?

БОНДАРЕНКО: Да, конечно.

МЕДИНСКИЙ: Крупное антисоветское издательство. Раньше только за хранение подобной книжки могли срок впаять.

БОНДАРЕНКО: Ой, не говорите. Я, когда 30 лет назад читал издательство «Посев»…

МЕДИНСКИЙ: Вы уже тогда читали?

БОНДАРЕНКО: Да. «Раковый корпус» Солженицына. Очень боялся, что ее найдут.

МЕДИНСКИЙ: Прятали под подушкой, наверное?

БОНДАРЕНКО: Да, именно под подушкой прятал. На ночь дали почитать.

МЕДИНСКИЙ: Так вот. Книга такого страшного черного цвета, называется «Черная книга имен, которым не место на карте России». Основных наших советских понятий, а также фамилий поименно основных деятелей коммунистической партии и правительства, чьи имена были увековечены в названиях.

БОНДАРЕНКО: Не столько имена, сколько их псевдонимы или клички.

МЕДИНСКИЙ: Вы что имеете в виду?

БОНДАРЕНКО: Ну, потому что Ленин – это не Ленин, а Ульянов, Киров – это не Киров, а Костриков, ну и так далее.

МЕДИНСКИЙ: Это вы привели наиболее приличные примеры. Не будем говорить о Каменеве и Зиновьеве, чтобы не быть обвиненными известно в чем. Так вот. И дается как бы иная здесь, эмигрантско-белогвардейская трактовка их, собственно, деятельности. Ну вот, из всей этой достаточно одиозной и жесткой книги, которая находит массу пороков даже в таких, на мой взгляд, совершенно безобидных людях как, например, Плеханов (вот тут статья ужасная про Плеханова) или Николай Гаврилович Чернышевский (тоже плохо о нем написали эмигранты). Полистаем еще. Ну, Маркс – само собой. Робеспьер – поделом ему. А вот Сакко и Ванцетти, два видных итальянских мафиозо, эмигрировавших в Америку в 1908 году, имени которых у нас, по-моему, карандашная фабрика.

БОНДАРЕНКО: У нас много чего имени их по стране. И улицы есть Сакко и Ванцетти. Два бандита, а их именами названы улицы.

МЕДИНСКИЙ: Вот большая статья, которая привлекла наше внимание и, безусловно, которая заслуживает детальной разработки сегодняшней передачи. Эта статья так и называется – «Октябрьская революция». А именно о событиях 25 октября. Что на самом деле стояло за теми или иными законодательными актами ленинского правительства? Итак. Мы все это учили как-то в школе в учебнике истории, но в мягком варианте. А вот здесь просто по пунктам: раз, два, три, четыре, пять. Даже в СССР долгое время именовались октябрьским переворотом. Даже в СССР. Только в 1927 году, к десятилетию, в связи с юбилеем они получили официальное название «Великая Октябрьская социалистическая революция».

БОНДАРЕНКО: По большому счету, не имеет никакого значения, революция или переворот. Потому что «революция» в переводе на русский, этимология этого слова, это тоже «переворот». Просто к тому времени сложилось благожелательное отношение к самому слову «революция», что революция – это что-то такое положительное, хорошее, и так далее.

МЕДИНСКИЙ: Что-то хорошее. Великая Французская революция. Английская буржуазная революция.

БОНДАРЕНКО: И уже советская пропаганда, в течение 10 лет вбивавшая людям головы, решила назвать его «революцией».

МЕДИНСКИЙ: Я думаю, ответ прозаичнее: просто до 1927 года никому не было до этого дела. А тут вроде как успокоилось, устоялось немножко, решили поиграть с терминологией.

БОНДАРЕНКО: Возможно.

МЕДИНСКИЙ: Так вот. Хотя формально правовое положение самого Временного правительства было сомнительным, при нем продолжали действовать российские законы, признавались права собственника и гражданские свободы. Временное правительство постоянно подчеркивало свой переходный характер. То есть оно должно было довести страну до, как мы помним, Учредительного собрания: будет это монархия или республика, будет ли государство унитарным или федеративным, каковы будут принципы владения собственностью, ну и другие вопросы. Таким образом, до Октябрьской революции (либо переворота) любой путь развития России был возможен. Но позвольте, давайте все-таки задумаемся. Временное правительство пришло к власти когда? Конец февраля 1917 года.

БОНДАРЕНКО: Так.

МЕДИНСКИЙ: Конец февраля – начало марта, если быть точным. Полгода оно топталось на месте, не будучи в состоянии решить ни один из вопросов, которые перед ними были поставлены. Они оказались неспособны собрать Учредительное собрание, неспособны провести выборы, неспособны определиться с формой устройства России. А вот что касается монархии и республики, мне кажется, это прямая подтасовка фактов, потому что республика была-таки в России официально провозглашена.

БОНДАРЕНКО: Да, 1 сентября 1917 года.

МЕДИНСКИЙ: 1 сентября 1917 года. То есть, какое же Учредительное собрание? Все, с формой определились. Царь отрекся, брат отрекся, все отреклись, все куда-то уехали. Разве это не так?

БОНДАРЕНКО: Понимаете, я не являюсь ярым апологетом Временного правительства.

МЕДИНСКИЙ: Как? Разве не они выбрали этот «бесикр» – бело-сине-красный флаг, под которым воевали любимые вами белогвардейцы?

БОНДАРЕНКО: Бело-сине-красный флаг оставался еще с царской России, они его не выбирали.

МЕДИНСКИЙ: Торговый?

БОНДАРЕНКО: Нет, ну почему торговый? Официальный государственный флаг. Его обратно ввел еще Александр III после того, как во времена Александра II был черно-злато-белый флаг одно время, 25 лет. И в 1883 году…

МЕДИНСКИЙ: Черно-бело-золотой. Вы не оскорбляйте тайных монархистов здесь.

БОНДАРЕНКО: Черно-золото-белый.

МЕДИНСКИЙ: Но не желто. Золото. Красивый флаг кстати, отличный.

БОНДАРЕНКО: Обратно ввел, поскольку не прижился, считался германофильским, обратно ввел бело-сине-красный флаг.

МЕДИНСКИЙ: Это, конечно, не германофильский. Это голландофильский был.

БОНДАРЕНКО: Это спорно. Но не будем сейчас углубляться в эту историю. Временное правительство убрало лишь двуглавых орлов, а флаг оставался. К сожалению, Временное правительство много чего сделало для развала России. Фактически, можно сказать, что после свержения (именно свержения, а не отречения государя императора) большевики не имели бы шансов удержаться у власти, если бы Временное правительство им не помогло.

МЕДИНСКИЙ: Секундочку! Государь император (я не буду блистать здесь исторической эрудицией, но вспомнив школьный учебник), он-таки отрекся.

БОНДАРЕНКО: Вынудили отречься.

МЕДИНСКИЙ: Сам. Что значит «вынудили»? Пистолет у виска никто не держал.

БОНДАРЕНКО: Это еще большой вопрос, держали или нет. Но вынудили отречься.

МЕДИНСКИЙ: В пользу младшего брата Михаила.

БОНДАРЕНКО: Де-факто, в пользу Антанты, которая не хотела видеть Россию в составе победителей Германии рядом с собой.

МЕДИНСКИЙ: Делиться не хотела?

БОНДАРЕНКО: Не хотела делиться, естественно. Они предпочитали отпраздновать победу одним.

МЕДИНСКИЙ: Понятно. На троих сообразили.

БОНДАРЕНКО: Естественно. И Константинополь не отдавать России, а уже был (мало, кто знает) отлит крест для Святой Софии в Константинополе, нынешнем Стамбуле.

МЕДИНСКИЙ: Серьезно?

БОНДАРЕНКО: Да, отлит крест был.

МЕДИНСКИЙ: То есть предполагалось, что после победы Константинополь как бы автоматически отходит к России?

БОНДАРЕНКО: Автоматически отходит к России и становится центром православного мира.

МЕДИНСКИЙ: Уже Анталия была бы наша.

БОНДАРЕНКО: Анталия значительно на юг от Константинополя.

МЕДИНСКИЙ: Но все б забрали.

БОНДАРЕНКО: Да. Уже были готовы штурмовые отряды морской пехоты в составе Черноморского флота под командованием адмирала Колчака для штурма Константинополя. Поскольку англичане, мягко говоря, провалились в своей Галлиполийской операции, положили десятки тысяч людей убитыми в 1915 году, не смогли взять Дарданеллы, то, собственно, адмирал Колчак ждал только приказа от государя императора повести свою морскую пехоту на штурм Константинополя.

МЕДИНСКИЙ: Это была реальная морская пехота?

БОНДАРЕНКО: Да, реальная морская пехота.

МЕДИНСКИЙ: Потому что мы представляем себе Черноморский флот, конечно, так, времен Нахимова. То есть вот он был, а потом его утопили в бухте Севастополя и больше его вроде бы, как и не было, никакого Черноморского флота. Поэтому для всех, кто смотрел фильм «Адмирал», это большое удивление: там какие-то корабли еще железные. Флот, откуда он взялся?

БОНДАРЕНКО: Потом уже украинские националисты его затопили. Но суть не в этом. Победа настолько уже была в руках России, в руках Николая II… Сейчас открою большую тайну. Руководство российского телевидения…

МЕДИНСКИЙ: Говорите, у вас как-то дыхание перехватило.

БОНДАРЕНКО: Боится ставить в эфирную сетку фильм «Николай II. Сорванный триумф» или не ставить. Потому что в стране будет легкий шок и переворот в головах многих и многих людей.

МЕДИНСКИЙ: «Сорванный триумф» – имеется в виду победа в войне?

БОНДАРЕНКО: Победа, которая в руках уже была. Вот сами подумайте, просто призываю на помощь слушателям здравый смысл, элементарный здравый смысл. Вот борется А против Б. А – это Антанта, Б – это Тройственный союз (Германия, Австро-Венгрия, Турция).

МЕДИНСКИЙ: Антанта, напомним нашим радиослушателям, - это Англия, Франция, Россия и примкнувшие к ним за полгода до этого Соединенные Штаты.

БОНДАРЕНКО: Италия перебежала к нам потом. Можно добавить еще Бельгию, много маленьких стран потом воевало на нашей стороне – Сербия, Черногория… Тоже забирали много сил австро-венгерской амии. Румыния в 1917 году выступила на стороне Антанты. И вот представьте себе: коренной перелом в войне произошел весной 1918 года, в ходе Амьенской операции были разгромлены германские войска, и окончательная победа уже не за горами была. Это 11 ноября 1918 года. То есть фактически, де-факто, прекратили сопротивление уже весной 1918 года наши противники. Это без участия России. Если б Россия продолжала участвовать в войне, и не так, как после отречения Николая II, когда фактически, то был фронт, то его не было, а активно, то уже в 1917 году был бы конец Германии, и Россия была бы в числе победителей. Уже все прекрасно знают буденовки, шапки. Буденовки с красными звездами. Только мало кто знает, откуда взялись эти буденовки в таком огромном количестве, что до сих пор, придя в сауну, многие надевают буденовки с красными звездами и идут париться. То есть все прекрасно знают, что это такое.

МЕДИНСКИЙ: Я предлагаю эту историю, откуда взялись буденовки и какое они имеют отношение к несостоявшемуся триумфу России в Анталии в 1917 году… Я напомню нашим радиослушателям, что сегодня у нас в эфире руководитель проекта «Возвращение» и отпетый белогвардеец Юрий Бондаренко, и мы беседуем, естественно (посмотрите в окно, посмотрите на календарь), о том, что же было все-таки в 1917 году – Октябрьская революция или октябрьский переворот? Встретимся через несколько минут.

Новости.

МЕДИНСКИЙ: Добрый вечер, уважаемые радиослушатели, сегодня в студии мы беседуем о том, что же было в октябре-ноябре 1917 года — Октябрьская революция или октябрьский переворот, и у нас в гостях Юрий Бондаренко, руководитель проекта «Возвращение». Так вот, мы прервались как раз на том, что революция — либо переворот — собственно, вывела Россию из войны, а Россия стояла в двух шагах от победы. И вот вы рассказывали историю про будёновки. Так что там с будёновками? Откуда они взялись-то?

БОНДАРЕНКО: Победа настолько была уже близка — и не в октябре, а в феврале 1917 года, когда вынудили отречься Николая II, — что для парада победы в Берлине уже были заготовлены шапки в виде древнерусских храмов, которые позже получили название «будёновки», и лежали на складах, ожидая, что русская армия в виде древнерусских воинов пройдёт по улицам Берлина, печатая шаг, парад победы.

МЕДИНСКИЙ: Но тогда их называли не «будёновками», по-моему, а «богатырками».

БОНДАРЕНКО: Да, богатырки.

МЕДИНСКИЙ: Потому что они напоминали…

БОНДАРЕНКО: Богатырские шлемы.

МЕДИНСКИЙ: Да, остроконечные шлемы с картин.

БОНДАРЕНКО: Сделаны были по проекту Виктора Михайловича Васнецова.

МЕДИНСКИЙ: Не только будёновки, по-моему, но и вот эти замечательные длинные шинели, которые так полюбились нашим красноармейцам.

БОНДАРЕНКО: Да, и длинные шинели.

МЕДИНСКИЙ: Которые застёгивались внахлёст и потом ещё фиксировались такими специальными красными полосочками красивыми — от стужи.

БОНДАРЕНКО: Да. И потом уже Красная армия, захватив на складах обмундирование, прилепила красные звёзды на эти шапки, назвали их «будёновки» и поставили на службу своей идеологии, своей пропаганде.

МЕДИНСКИЙ: Ну и нормально, и печатали потом победным шагом по улицам Симферополя и Севастополя, выдавив оттуда врангелевцев. Разве не так? Берлин не получился, Варшава тоже не получилась.

БОНДАРЕНКО: Да, и Варшава не получилась.

МЕДИНСКИЙ: Итак, давайте всё-таки вернёмся вот к чему. Для того чтобы всё-таки ответить на вопрос, вот вы занимаетесь тут откровенной пропагандой, конечно, в духе издательства «Посев», а для того чтобы всё-таки определить, что из себя представляли события 1917 года, - революцию или переворот, я думаю, что нужно немного поработать с документами. Давайте перечислим некоторые декреты и законы ленинского правительства, ленинского Совнаркома, как говорят, премьера Ленина, которые были приняты сразу после событий в октябре. Итак, давайте вспомним. В течение первого года советской власти были приняты следующие законодательные акты. Юрий, я прошу Вас их прокомментировать. Первое: была полностью упразднена частная собственность на землю, в том числе и землю крестьянскую, которая принадлежала крестьянам — беднякам, середнякам и кулакам. Декрет от 25 октября 1917 года. То есть полная национализация земли. Зачем?

БОНДАРЕНКО: Как зачем? Отняли всю частную собственность у людей, превратили людей в бесправное быдло.

МЕДИНСКИЙ: Но тогда бы крестьяне были против. Но крестьяне-то были за, и, в основном, красных поддерживали.

БОНДАРЕНКО: Натравили одних крестьян на других, сказали, что «грабь награбленное». Лозунг был брошен: «Грабь награбленное!». То есть вначале все усадьбы разграбили, помещичье землевладение прекратилось — то, что оставалось.

МЕДИНСКИЙ: Неубедительно.

БОНДАРЕНКО: Поначалу расчёт был на самую бедную часть.

МЕДИНСКИЙ: Итак, 22 ноября 1917 года одним указом отменяются все законы Российского государства. Вот такой подход, понимаете? Все законы. О, кстати, отличная кризисная мера следующая: 17 декабря 1917 года конфисковываются все частные банковские вклады.

БОНДАРЕНКО: Замечательно.

МЕДИНСКИЙ: Кудрин и наш Центробанк, вот, смотрите — конфискация всех банковских вкладов. Декабрь 1917 года — запрещается деятельность несоциалистических партий. То есть, кого оставили?

БОНДАРЕНКО: Себя любимых.

МЕДИНСКИЙ: Нет, стоп. Там были ещё несколько других партий: были эсеры, я так понимаю...

БОНДАРЕНКО: Левых эсеров оставили.

МЕДИНСКИЙ: И правые эсеры, по-моему, тоже, они тоже считались социалисты-революционеры. Затем февраль, сентябрь и ноябрь 1918 года — вводится новый стиль календаря… Кстати, это разумно, между прочим. Разве не так?

БОНДАРЕНКО: Нет, конечно.

МЕДИНСКИЙ: Почему нет?

БОНДАРЕНКО: Россия ушла от традиционного…

МЕДИНСКИЙ: Мы на две недели в итоге отставали от Европы. Или опережали её.

БОНДАРЕНКО: Ну и что?

МЕДИНСКИЙ: А логика в чём?

БОНДАРЕНКО: А в чём логика перейти?

МЕДИНСКИЙ: Вместе со всем миром. Мы ведь переходим на летнее…

БОНДАРЕНКО: С каким всем миром? Исламский мир живёт по своим законам.

МЕДИНСКИЙ: Европа переходит на летнее время — и мы переходим на летнее время. Европа на зимнее время — и мы на зимнее. Вы, как Бабурин, предлагаете обратно григорианский календарь. Дальше вводится новая система мер и весов. Это вместо пудов и — что там было? — аршинов — килограмм, метр.

БОНДАРЕНКО: Метрическая.

МЕДИНСКИЙ: Удобно опять же, хорошо, по-европейски. Какие пуды, сажени?

БОНДАРЕНКО: Это не самое главное.

МЕДИНСКИЙ: Новая орфография русского языка тоже вводится. Тоже, кстати, удобно — без ятей всяких.

БОНДАРЕНКО: Не вполне. Если вспомним название романа Льва Николаевича Толстого «Война и миръ», то убрали знак, это оказалось «Война и мир», только слово «мир» поменяло своё значение. Имелось в виду, мир — это общество. Название романа — «Война и общество» и реакция общества на эту войну. А «Война и мир» — получился совсем другой смысл: война и состояние не войны, мира. То есть вот что значит отсутствие всего лишь одной буквы.

МЕДИНСКИЙ: Вы мне напоминаете в данном случае…

БОНДАРЕНКО: Это не самое страшное. То, что уничтожается…

МЕДИНСКИЙ: …главных оппонентов благородных украинских националистов, которые как только начинают что-нибудь про «ридну Украину», так они сразу: «А вот Гоголь не писал на украинском языке». И вот вы сразу — «Война и мир». Какие ещё аргументы?

БОНДАРЕНКО: Это не суть главные деяния большевиков. Главное — что человек был превращён в ничто, уничтожена частная собственность.

МЕДИНСКИЙ: На землю.

БОНДАРЕНКО: Да вообще на всё.

МЕДИНСКИЙ: Я так понимаю, что собственность на средства производства была отменена несколько позже. Дальше, февраль 1918 года, вот интересный декрет: лишение церкви прав юридического лица, отделение государства от религии, запрет преподавания в школе вероучительных дисциплин. Ну а что? Религия — опиум народа, разве не так?

БОНДАРЕНКО: Нет, конечно.

МЕДИНСКИЙ: Рассказывайте, это я Вас провоцирую.

БОНДАРЕНКО: Сам этот указ сопровождался жёсткими репрессиями относительно духовенства. Религия не просто была выведена из школы, как сейчас в Италии хотят убрать, допустим, распятия из учебных классов. Всё это сопровождалось уничтожением духовенства как класса — вслед за казачеством, промышленниками, купечеством и так далее. А чуть позже, как встали на ноги все политические оппоненты: вначале все несоциалистические партии, потом правые эсеры, потом левые эсеры, уже в 1918 году, потом остались только верные ленинцы, уже те, кто были в меньшевиках, тоже стали троцкисты, и потом вся эта группка таких правильных так скукожилась, что приходилось переписывать буквально каждые год-два, несколько лет историю партии и страны.

МЕДИНСКИЙ: Там проблема была с фотографиями. Я унаследовал от бабушки «Краткий курс ВКП(б)», там фотографии ручкой заштриховывали. Допустим, «ленинский ЦК» — и заштрихованы личики и фамилии. Так как издано это было, по-моему, году в 1935-м, то я так понимаю, что к 1940 осталась пара человек на групповой фотографии, все остальные были запрещены. Ну, так вот, кстати, смотря на перечень декретов большевиков, ленинского правительства, несложно увидеть, что до лета 1918 года фактически такого радикального, кроме отмены всех законов Российского государства и конфискации банковских вкладов — хотя, я думаю, это не касалось большинства населения ни в коей мере…

БОНДАРЕНКО: Городского населения очень даже касалось.

МЕДИНСКИЙ: Городского — да. Но, тем не менее, такого как бы отпетого радикализма нет. А вот дальше, с лета 1918 года начинается уже гораздо более жёсткая политика. Итак, август 1918 года — декрет «О конфискации частной промышленности…» — то есть это почти спустя год после переворота — «…и социализации частного жилого фонда в городах». Что имеется в виду? Национализация квартир. То есть именно тогда, в августе 1918 года, мы потеряли право частной собственности на жильё, которое было восстановлено только после Перестройки.

БОНДАРЕНКО: Да.

МЕДИНСКИЙ: С этого момента можно было иметь частный дом, а в Советском Союзе мы имели свои шесть соток, и в товариществе можно было иметь дом площадью шесть на шесть, высотой не более, по-моему, три с половиной метра или два с половиной, какие там были ограничения, но площадью шесть на шесть, не больше. А вот квартиры были государственными.

БОНДАРЕНКО: Да. В Советском Союзе вообще словосочетания «частная собственность» не существовало.

МЕДИНСКИЙ: Нет, были ещё кооперативные квартиры, но это уже потом, в развитом социализме.

БОНДАРЕНКО: Была только личная собственность.

МЕДИНСКИЙ: Да. Итак, это с августа 1918 года. Интересно. Так, с сентября 1918 года — декрет «О красном терроре». Мы об этом подробно говорили в одной из наших радиопередач, поэтому повторяться не будем. С красным террором, конечно, большевики переборщили. Итак, осень 1918 года — вот это интересно для нас как экономической радиостанции в какой-то степени — вводится так называемый военный коммунизм. А вот что такое военный коммунизм, к большому сожалению, мы не помним. А давайте напомним, что военный коммунизм — это отмена товарно-денежных отношений.

БОНДАРЕНКО: Да, отмена денег как таковых.

МЕДИНСКИЙ: Вот в этой знаменитой формуле Карла Маркса «товар — деньги — товар» деньги были вычеркнуты. И получалось только «товар — товар», иногда «товар — время — товар», «товар — тюрьма — товар», «товар — концлагерь — товар». Военный коммунизм предполагал с осени 1918 года запрет всякой торговли.

БОНДАРЕНКО: Коль нет денег… Как торговать, если денег нет?

МЕДИНСКИЙ: Запрет торговли, только прямой обмен товарами. Кстати, удивительно, как торговали? Продукты распределялись, а не продавались; собственность конфисковывались. И наконец — удивительно, как поздно дошли до этого большевики, всё-таки, конечно, учились на ошибках — октябрь 1918 года, наконец-то была введена полная и абсолютная цензура всей печати. То есть год относительная свобода слова в Советской России всё-таки существовала. Что происходит далее? В январе 1918 года наконец-то собирается Учредительное собрание. Разве тем самым большевики не выполнили обещание Временного правительства? Временное правительство в течение полугода морочило избирателям голову и выборы так и не проводило.

БОНДАРЕНКО: Да, но это Учредительное собрание было сразу же разогнано.

МЕДИНСКИЙ: Но большевики собрали Учредительное собрание или кто? Или ваш друг Керенский?

БОНДАРЕНКО: Нет, это было при большевиках. Они получили 24 процента на выборах.

МЕДИНСКИЙ: Но это немало. Это больше, чем КПРФ сегодня, почти в два раза.

БОНДАРЕНКО: Да. Даже в условиях абсолютной власти и так далее не смогли победить на выборах.

МЕДИНСКИЙ: Так они просто честные были, они ещё не злоупотребляли, видимо, административным ресурсом.

БОНДАРЕНКО: Да, они честно взяли и разогнали Учредительное собрание.

МЕДИНСКИЙ: Кто победил на выборах?

БОНДАРЕНКО: Эсеры.

МЕДИНСКИЙ: Эсеры, которые левые, или эсеры вообще?

БОНДАРЕНКО: Эсеры вообще.

МЕДИНСКИЙ: Сколько процентов?

БОНДАРЕНКО: Честно говоря, не помню. Я помню, что большевики взяли 24 процента, это я очень хорошо помню.

МЕДИНСКИЙ: Итак, январь 1918 года. Учредительное собрание работает… Кстати, ведь избрали же всех в парламент, Учредительное собрание — это парламент, да? Это Государственная дума.

БОНДАРЕНКО: Да.

МЕДИНСКИЙ: В этом отношении, наверно, правильно сказать, что Государственная дума является скорее правопреемником не только тех четырёх Государственных Дум, которые до 1917 года, но и Учредительного собрания, так ведь?

БОНДАРЕНКО: Оно фактически не успело начать…

МЕДИНСКИЙ: Но сутки проработало. Там же Ленин был депутатом, Троцкий, насколько я понимаю. Выборы шли по партийным спискам, пропорционально. Свердлов, Каменев, Зиновьев, вся компания. Сутки проработало, после чего матрос Железняк говорит о том, что караул устал, и всех просто выгоняют из помещения.

БОНДАРЕНКО: Да. Демонстрации в поддержку Учредительного собрания расстреляны.

МЕДИНСКИЙ: Да, это, кстати, малоизвестный факт: на следующий день демонстрация с лозунгами «Пустите депутатов обратно в зал заседаний», её просто расстреливают.

БОНДАРЕНКО: Да.

МЕДИНСКИЙ: Хотя зима, холодно — удивительно, как люди вышли на улицу. Ещё были какие-то идеалисты, романтики. Далее, март 1918 года — заключается сепаратный мир с противниками России в Первой мировой войне. Разве это не выполнение обещания «мир — народам»? Разве это не выполнение обещания дать людям то, на что они надеялись и что они ждали такое долгое время?

БОНДАРЕНКО: Конечно, нет. Это всего лишь надежда получить передышку, чтобы расправиться с внутренними врагами, всеми теми нормально, здраво мыслящими людьми, которые выступили против всех вышеперечисленных вами мер. То есть просто с нормальными людьми надо было расправиться. А Германия мешала. Сказали: «Возьмите от нас, что хотите. Хотите Украину? Берите Украину. Хотите Белоруссию? Берите Белоруссию. Оставьте только нас в покое, дайте нам тут внутри разобраться».

МЕДИНСКИЙ: Ещё Прибалтику они забрали, по-моему.

БОНДАРЕНКО: Да, Прибалтику. «Да берите, что хотите! Финляндии независимость? Пожалуйста. Польше? Пожалуйста. Только нас не трогайте».

МЕДИНСКИЙ: Согласно статистике, Германии была передана территория, где проживала треть населения России на тот момент — 56 миллионов человек.

БОНДАРЕНКО: Да. А что, жалко, что ли?

МЕДИНСКИЙ: То есть наиболее развитые промышленные области России.

БОНДАРЕНКО: Трудно сказать, что наиболее развитые, но достаточно развитые.

МЕДИНСКИЙ: Кроме того, при большевиках отделяются, соответственно, по порядку: Финляндия… Мы, кстати, сейчас поговорим об отделении Финляндии в свете так любимого вами, вашими друзьями белогвардейскими фильма «Адмирал». Финляндия, Польша, балтийские губернии… Это раньше называлось «балтийские губернии».

БОНДАРЕНКО: Да.

МЕДИНСКИЙ: То есть не были независимые балтийские государства, а балтийские губернии. Белоруссия, Украина, Бессарабия, то есть Молдавия и Приднестровье, и Закавказье. Позднее большая часть этих территорий была насильственно объединена в СССР, но уже не как единая и неделимая Россия, а как некий союз независимых республик, которые приняли эту независимость всерьёз и в 1990—91 году не преминули ей воспользоваться и отделиться при первом же удобном случае. Скажите, вот отделение всё-таки Финляндии, мы всегда представляли в советском учебнике истории, что отделение Финляндии — это яркий пример удивительной политической гибкости правительства Ленина. Вот они обещали ей независимость — пожалуйста, берите. Хотите суверенитет — вот вам, берите, сколько хотите. Даже был фильм «Ленин в Октябре», когда делегация финских рабочих и крестьян приходит в Кремль и Владимир Ильич как человек чести разрешает финнам… типа «все свободны», всё.

БОНДАРЕНКО: Глава Финляндии генерал Маннергейм…

МЕДИНСКИЙ: Нет, там были рабочие и крестьяне, в фильме никакого генерала не было. С генералом бы Ленин общаться не стал.

БОНДАРЕНКО: Созданный в советское время фильм о Владимире Ильиче Ленине как исторический документ — это тигр-вегетарианец. Это плод пропаганды, не более того. Колчаку предлагал Маннергейм направить небольшую, но достаточно боеспособную финскую армию, чтобы захватить Петроград.

МЕДИНСКИЙ: Вообще-то сто тысяч человек, насколько я помню. Не такая уж она небольшая была.

БОНДАРЕНКО: Смотря с чем сравнивать. Если с временами Куликовской битвы и Бородино, то да, большая. А если вспомним Первую мировую войну, когда по ту и другую сторону стояли армии по пять, десять миллионов, то не такая большая. Но тогда каждый штык был на счету. Но колчаковское правительство отказалось.

МЕДИНСКИЙ: А Маннергейм предлагал Колчаку военную помощь до того, как он получил независимость из рук Ленина, или после?

БОНДАРЕНКО: После.

МЕДИНСКИЙ: Ну и как вот… Как-то не…

БОНДАРЕНКО: А люди вменяемые, они прекрасно понимают, что значат обещания большевиков.

МЕДИНСКИЙ: Я думаю, что генералу Маннергейму было просто приятнее получить независимость из рук адмирала Колчака, чем адвоката Ульянова.

БОНДАРЕНКО: Нет, подтвердить независимость. Но колчаковское правительство, поскольку воевали за единую, неделимую Россию, отказалось, и, таким образом, Маннергейму пришлось дожидаться подтверждения своей независимости ещё до советско-финской войны.

МЕДИНСКИЙ: То есть до 1940 года.

БОНДАРЕНКО: Да, естественно. Когда большевики, Красная армия, штурмовали линию Маннергейма.

МЕДИНСКИЙ: Маннергейм, напомним, это был не просто царский генерал, но и первый президент независимой Финляндии, человек, который в одном своем лице для современных финнов — это как бы у нас, скажем так, как Пётр Великий, Ленин и Путин в одном лице. Это финское всё.

БОНДАРЕНКО: Да. Который, кроме всего прочего, вёл заседания кабинета министров на русском языке, поскольку не владел финским.

МЕДИНСКИЙ: Он не особо владел финским. Как прилично образованный финский дворянин он лучше говорил по-русски и по-французски.

БОНДАРЕНКО: Но, к сожалению, белые пали жертвой, будучи заложниками чести, отказались от этой помощи.

МЕДИНСКИЙ: Это Колчак отказался?

БОНДАРЕНКО: Это отказался один из членов его правительства. Колчак не был поставлен в известность.

МЕДИНСКИЙ: Ему даже не сообщили?

БОНДАРЕНКО: Да, ему не сообщили об этом.

МЕДИНСКИЙ: Колчак бы согласился?

БОНДАРЕНКО: Подозреваю, что он отказался бы всё равно.

МЕДИНСКИЙ: «Эти финские сепаратисты, мы с ними не будем иметь дело».

БОНДАРЕНКО: И все эти вновь образованные государства стали рвать тело Российского государства на куски. Эстонцы…

МЕДИНСКИЙ: Какая политическая недальновидность всё-таки. Я думаю, что если бы на месте члена колчаковского правительства был Троцкий, он бы пообещал ещё и Карелию в придачу, Архангельск и всю Республику Коми — только нападите на Питер с севера.

БОНДАРЕНКО: Всё что угодно. Потому что речь шла не о России как таковой, не о существовании государства российского, а о том, что это всего лишь маленькая искра, из которой вспыхнет мировая революция. То есть просто вот попалась такая страна — ну, попалась и попалась. Лично себе быт обустроили все очень хорошо. Личный свой быт и своих знакомых. И далее хотели ввести, тут вы ещё не перечисляли, что официальным языком Красной армии должен был стать эсперанто.

МЕДИНСКИЙ: Эсперанто? Жалко, не стал: тогда бы полная дезорганизация была, никогда бы не победили Врангеля тогда.

БОНДАРЕНКО: Проводились групповые занятия по эсперанто — поскольку предполагалась мировая революция, то надо было с товарищами находить общий язык, и эсперанто стали внедрять. Но поскольку…

МЕДИНСКИЙ: А сейчас эсперанто кто-нибудь учит? Или это лимоновцы учат эсперанто сейчас? Они же, по-моему, собираются ещё…

БОНДАРЕНКО: Образно?

МЕДИНСКИЙ: Образно революцию совершить. Они вот последние, кто у нас.

БОНДАРЕНКО: Нет, потомки Троцкого, троцкистов есть во всём мире — во Франции немного, в Италии. Каспарово-лимоновцы. Но их не так много, это маргиналы даже среди революционеров, насколько мне представляется. Они имеют своих левых интеллектуалов во главе…

МЕДИНСКИЙ: Ну, понятно, ледорубов на всех не напасёшься.

БОНДАРЕНКО: А, собственно, и зачем? Все эти «красные бригады» настолько одиозны и не представляют, какой бы то ни было угрозы общественному миропорядку.

МЕДИНСКИЙ: Перечисляя декреты первого года советского правительства, мы совсем уже забыли о том, что попутно большевики отменили и всю государственную символику, — это вполне естественно, да?

БОНДАРЕНКО: Естественно.

МЕДИНСКИЙ: Отменили флаг, герб, гимн, любимую вами историческую топонимику, названия всех государственных учреждений и постов. Это называлось «слом старой государственной машины». Мне кажется, их трудно за это осуждать, это было вполне натурально: как же можно было идти в светлое будущее под непонятно каким красно-бело-синим флагом? Да ещё с орлами. И так орлы терпели до 1937 года на Кремле.

БОНДАРЕНКО: Сказки о светлом будущем они оставили для быдла, которое они искренне не уважали, не любили и всерьёз не воспринимали. А то, что насадили свою символику и так далее… Понимаете, к власти пришла тоталитарная секта, которые сейчас запрещены во всём мире, допустим, какие-нибудь хаббардисты или ещё кто-то запрещённый, религиозные секты в разных странах Европы, может, кроме Соединённых Штатов Америки, так эта кровавая тоталитарная секта с жёсткой иерархией внутри дорывается до власти над страной. Естественно, она символы своей принадлежности к секте делает господствующими по всей стране. Удивительно не это, Владимир Ростиславович, удивительно другое: то, что руководители нынешней России прекрасно это понимают, свидетельство чему могу вам процитировать. Позволите?

МЕДИНСКИЙ: Позволяю. Цитируйте.

БОНДАРЕНКО: Цитирую. Поскольку по памяти не могу, я вот загляну в документ. Не далее как год назад Владимир Владимирович Путин, прекрасно понимая природу большевистской секты, на встрече с участниками Валдайского клуба в Сочи привёл слова Ленина о том, что ему на Россию наплевать, что важно добиться мировой социалистической революции. И дальше идёт цитата из Путина: «Россию втянули в такую систему ценностей помимо её воли, потому что народ России вообще этого не ожидал, его просто надули. Он ожидал совершенно другого. Он ожидал мира, земли — крестьянам. Помните лозунги коммунистов? Не дали никакой земли, да и мира не возникло. Гражданская война началась. Землю отобрали, фабрики рабочим, как обещали, не дали». Конец цитаты. То есть руководство страны это понимает, и, тем не менее, топонимика остаётся той, которую сочинили лидеры тоталитарной большевистской секты. Вопрос - почему?

МЕДИНСКИЙ: Хорошо. Мы с Вами прекрасно понимаем, что девяносто лет назад был кризис, по своей мощи экономически совершенно не сопоставимый с той турбулентностью, с теми потрясениями, которые происходят в мировой экономике сегодня. Но посмотрите, как государство, возглавляемое большевиками, какими мерами оно пыталось с этим кризисом бороться. Ещё раз я перечислю лишь их экономические декреты первых месяцев, о которых мы только что разговаривали с Юрием Бондаренко. Это отмена всех законов Российского государства. Второе — отмена частной собственности на землю. Третье — отмена частной собственности на средства производства. Четвёртое — отмена собственности на жилой фонд, национализация квартир. Пятое — был банковский кризис, большевики поступили кардинально — конфискация в пользу государства всех банковских вкладов частных лиц и организаций. И наконец, шестое, последняя логическая точка — запрет на торговлю и запрет на товарно-денежные отношения: покупка и продажа за деньги отменялась, предполагался только прямой товарообмен и распределение товаров вплоть до распределения продуктов. Вот так девяносто лет назад у нас боролись с экономическим кризисом. Поэтому те, кто голосует за КПРФ, те, кто любит поразглагольствовать на тему того, что коммунизм иной, он омолодился, социал-демократия жива, и по её образцу живёт якобы лучшая часть Европы, — загляните чуть-чуть в учебник истории в настоящий и посмотрите, как на самом деле, если вы разбираетесь в экономике и бизнесе, как на самом деле действовали коммунисты тогда, когда они смогли прийти к власти. А подводя итог нашей передаче, давайте вот, Юрий, я бы о чём хотел сказать. Мы не случайно говорили с Вами о том, что большевики отменили всю государственную символику, в частности герб, флаг, гимн и всё прочее. Я слышал, что Вы направили письмо руководству страны от имени вашего движения, где предлагаете в очередной раз что-то поменять в Кремле. Что Вы предлагаете и зачем?

БОНДАРЕНКО: Вернуть двуглавые орлы на башни Кремля. Так, как сейчас это сделано на Историческом музее — двуглавые орлы, — так же поменять красные звёзды, символы большевиков, на государственный герб, двуглавых орлов. А также на Спасскую башню, на фоне которой выступает президент с новогодним поздравлением к народу, вернуть икону Спаса Нерукотворного, собственно, по которому она и называется «Спасская».

МЕДИНСКИЙ: А где эта икона сейчас находится?

БОНДАРЕНКО: Она в запасниках, она есть, она никуда не исчезла.

МЕДИНСКИЙ: В музее, в государственных музейных запасниках?

БОНДАРЕНКО: Да.

МЕДИНСКИЙ: Она была прямо вот на фасаде Спасской башни?

БОНДАРЕНКО: Да. Там любой человек, заглянув с Красной площади, увидит кирпичный киот — такое углубление в башне, куда монтировалась икона. То есть, восстановить историческую справедливость и вернуть двуглавых орлов и икону. Это будет началом, вернее, продолжением возвращения России к здравому смыслу.

МЕДИНСКИЙ: Если мы вспомним исторические факты, рассказывающие о том, что в самые тяжёлые дни 1941 года самолёты с иконами по секретному распоряжению Сталина летали над линией фронта вокруг осаждённого Ленинграда, а также летали вокруг Москвы, в 15—20 километрах фактически от центра столицы, и, как, по крайней мере, верят миллионы православных, именно с этого момента и начался великий перелом в Великой Отечественной войне, — может быть, действительно, вспомнив всё это и вернув икону Спаса Нерукотворного на её истинное место, на Спасскую башню Кремля, мы и начнём выход — если не из экономической нестабильности и депрессии, то по крайней мере из того глубокого духовно-нравственного кризиса, в который погрузилась наша страна девяносто лет назад. И неважно, как мы будем называть эту дату — Октябрьской революцией, восстанием или Октябрьским переворотом…

Хостинг от uCoz